Брат Сеймур был признан номинальным ответственным лидером. Но мы не имели ни папы, ни иерархии. Мы были братьями. Мы не имели никакой человеческой программы; Сам Господь вел нас. У нас не было ни класса духовенства, ни профессии священника. Все это пришло позже, вместе с отступничеством этого движения. В начале у нас даже не было платформы или кафедры. Все были на одном уровне. Служителя были слугами, согласно истинному значению этого слова. Мы почитали людей не за их достижения в состоянии или в образовании, но скорее за их данные Богом дары. Бог разместил члены в теле. А сейчас «Изумительное и ужасное совершается в сей земле: пророки пророчествуют ложь, и священники господствуют при посредстве их, и народ Мой любит это. Что же вы будете делать после всего этого?» (Иеремия 5:30,31). Также, «Притеснители народа Моего — дети (иногда это — подрастающие личности), и женщины господствуют над ним» (Исайя 3:12).
Брат Сеймур обычно сидел за двумя пустыми ящиками, поставленными один на другой. Во время служений он обычно держал голову внутри верхнего ящика, пребывая в молитве. Там не было никакой гордости. Служения продолжались почти постоянно. Ищущие души, пребывающие под силой Божьей, могли быть найдены там почти в любой час дня и ночи. То место никогда не закрывалось и не пустовало. Люди приходили встретиться с Богом — и Он всегда был там. Поэтому, собрание и шло постоянно. Собрание не зависело от человеческого лидера. Божье присутствие становилось все более и более чудесным. В этом старом здании, с его низкими стропилами и голыми полами, Бог разбивал сильных мужчин и женщин на куски, и снова собирал их для Своей славы. Это был грандиозный процесс перемены курса. Гордость и самоутверждение, самомнение и самоуважение там не могли выжить. Религиозное «я» быстро проповедовало свою погребальную проповедь.
Никакая тема или проповедь не объявлялась заранее, и не было никаких особых спикеров на такой-то час. Никто не знал, что может произойти, что сделает Бог. Все было спонтанно, управляемо Духом. Мы хотели слышать от Бога, через кого бы Он не говорил. Мы не имели никакого лицеприятия. Богатые и образованные были такими же, как бедные и необразованные, хотя первым было намного тяжелее умереть для себя. Мы признавали только Бога. Все были одинаковыми. Никакая плоть не может хвалиться в Его присутствии (1 Коринфянам 1:29). Он не может использовать самоуверенных. Это были собрания Святого Духа, ведомые Господом. Им нужно было начаться в бедном окружении, чтобы быть сохраненными от эгоистичного человеческого элемента. Все вместе в смирении склонялись у Его ног. Все выглядели одинаково и имели все общее, по крайней мере, в этом смысле. Стропила были низкими; высокие должны были сгибаться. Ко времени, когда они добирались до Азуза, они были смирены, готовы к благословению. Корм, таким образом, был положен для ягнят, а не для жирафов. Все могли дотянуться до него.
Мы прямо там были освобождены от церковного иерархизма и злоупотребления. Мы хотели Бога. Когда мы только что приходили на собрание, мы избегали человеческих контактов и приветствий, насколько это было возможно. Мы сначала хотели встретить Бога. Мы держали головы в углу под скамьей в молитве, и с людьми встречались только в Духе, больше не зная их «по плоти» (2 Коринфянам 5:16). Собрания начинались сами собой, спонтанно — в свидетельстве, хвале и поклонении. Свидетельства никогда не были подгоняемы приглашением к «поп-корну». Мы не имели никакой запланированной программы, которая сжимала бы нас во времени. Наше время принадлежало Господу. Мы имели настоящие свидетельства, от свежего сердечного переживания. А иначе — чем короче свидетельства, тем лучше. Дюжина людей могла одновременно встать на ноги, трепеща под могущественной силой Божьей. Нам не нужно было получать указания от какого-то лидера; однако, мы были свободны от беззакония. На собраниях мы были затворены в молитве к Богу, наши умы — на Нем.
Все повиновались Богу в кротости и смирении. В почтительности мы «предпочитали друг друга» (см. Римлянам 12:10 KJV). Господь мог внезапно проявиться через любого. Мы постоянно молились об этом. Наконец, кто-то мог встать, будучи помазан для слова. Казалось, все распознавали это и уступали дорогу. Это мог быть ребенок, женщина или мужчина. Это могло быть и с заднего сиденья, и с передней части. Это не имело никакого значения. Мы радовались, что Бог действовал. Никто не хотел показать себя. Мы думали только о повиновении Богу. Там на деле была Божья атмосфера, которая не позволяла никому, кроме глупца, попытаться высунуться без настоящего помазания — и это и не длилось долго. Собрания были контролируемы Духом с Престола. Это были воистину чудесные дни. Я часто говорил, что лучше бы жил шесть месяцев в такое время, чем пятьдесят лет в обычное время. Но Бог такой же и сегодня. Только мы изменились.
Кто-то мог говорить. Внезапно, Дух сходил на собрание. Бог Сам призывал к покаянию. Люди падали по всему дому, как пораженные в битве, или бежали толпой к алтарю, чтобы искать Бога. Эта картина часто напоминала лес поваленных деревьев. Такую сцену невозможно имитировать. В те дни я никогда не видел, чтобы призывали к покаянию. Бог Сам призывал людей. И проповедник знал, когда замолчать. Когда говорил Бог, все повиновались. Это казалось страшным — огорчить Духа. Все то место было склонено в молитве. Бог был в Своем святом храме. Человеку нужно было пребывать в молчании. Там почивала слава, «Шехина». И действительно, некоторые заявляли, что ночью видели славу над этим зданием. Я в этом не сомневаюсь. Я более чем однажды останавливался за два квартала от этого места и молился о силе, прежде чем осмеливался идти дальше. Присутствие Господа было столь реально!
Среди нас иногда появлялись самонадеянные люди. Особенно — проповедники, пытавшиеся распространять свое мнение. Но их попытки были непродолжительны. От них отнималось дыхание. Их умы блуждали, их мозги кружились. Все темнело у них в глазах. Они не могли продолжать. Я никогда не видел, чтобы в те дни кто-то дошел в этом до конца. Они восставали против Бога. Никто не прерывал их; мы просто молились — Святой Дух делал остальное. Мы хотели, чтобы все контролировал Дух. Он очень быстро кончал с ними. Духовно говоря, их выносили мертвыми. Обычно они лежали в прахе смирения, проходя через тот процесс, через который все мы уже прошли раньше. Другими словами, они «заканчивались», и начинали видеть себя во всей их немощи. Затем, в детском смирении и в исповедании, они были охвачиваемы Богом и преображаемы через могущественное крещение в Духе. «Ветхий человек» (Римлянам 6:6) умирал вместе со своей гордостью, надменностью и добрыми делами. В моем собственном случае, я начал испытывать отвращение к самому себе. Я молил Господа спустить занавес, который бы закрыл позади меня мое прошлое, так как оно могло ужалить меня в пяту. Он сказал мне забывать всякое доброе дело, как если бы оно никогда не было сделано, сразу же после его совершения, и снова идти вперед, как будто я никогда ничего для Него не совершил, чтобы мои добрые дела не стали для меня сетью.
В те дни мы видели нечто чудесное. Даже очень хорошие люди начинали испытывать к себе отвращение в более ясном Божьем свете. Часто именно для проповедников было труднее всего умереть для себя. У них было так много, для чего умереть — так много репутации и добрых дел. Но когда Бог до конца разбирался с ними, они с радостью открывали новую страницу и новую главу. Это была одна из причин, почему они сражались так тяжело. Смерть сама по себе — совсем не приятное переживание. И сильные умирают тяжело.
Книга Фрэнка Бартлемана «Азуса Стрит: Пробуждение, изменившее мир» (Azusa Street: The Roots of Modern-Day Pentecost)